Бремен, славясь стариною, Был, как говорят, Ганзою Признан пур ла капиталь. Тут видна еще ла саль, Где ганзейцы собирались, Погреба, где упивались Их могущества вином И в раздолии хмельном Все дела распоряжали И торговлей управляли.
Будущее пожирает настоящее и становится прошлым.
На одном из датских островов, где среди хлебных полей лежат полукругами камни, обозначающие места древних «тингов»,
Не слушал бы жену свою, Адам остался бы в раю, И Ева, в любопытстве праздном, Не вверься змиевым соблазнам, При муже и по наше время Блаженствовала бы в Эдеме.
Все, которые каким-либо образом размышляли о Божественной природе, отрицают телесность Бога. Они доказывают это всего лучше тем, что под телом мы понимаем некоторую величину, имеющую длину, ширину и глубину и ограниченную какой-либо определенной фигурой, о Боге же, существе абсолютно бесконечном, нельзя ничего сказать бессмысленнее этого. Но из других способов, которыми они стараются доказать то же самое, ясно, что они совершенно удаляют от Божественной природы и самую телесную или протяженную субстанцию и полагают, что она сотворена Богом. Каким родом Божественного могущества могла она быть сотворена, они совершенно не знают, а это ясно показывает, что они сами не понимают, что говорят.
Не всё ли мне равно — я гений Иль заурядная бездарь, Когда я точно сад весенний И весь сплошная светозарь,
Бог не войдёт в нас, пока мы пусты.
«Притом, ведь вообще на самом деле греха нет! – нет преступления. Есть только моменты, когда данный поступок не соответствует ритму вселенной, но он же в других условиях может быть высшей добродетелью. Единственное настоящее преступление – это бездарность.»
Бессмертия не может быть, пока нет жизненного пространства. Пространства, достаточного, чтобы отселить всех лишних, и чтоб его было больше, чем нам понадобится во веки веков, и чтоб его можно было ещё расширить в случае нужды.
То, что боги существуют, — это я не буду оспаривать, но буду оспаривать доказательства.