Все боги состоят друг с другом в родстве через человека.
Бог ― это форма, то есть доступный нам способ объяснения непонятного.
Убийцу тянет на место преступления, писателя — на проторенную дорожку.
Банальность есть поношенная оригинальность, оригинальность есть первое представление, premiere, как говорят французы, банальности.
Кругом песок. Холмы песка. Поля. Холмы песка. Нельзя их счесть, измерить. Верней ― моря. Внизу, на дне, земля. Но в это трудно верить, трудно верить. Холмы песка. Барханы ― имя им. Пустынный свод небес кружит над ними. Шагает Авраам. Вослед за ним ступает Исаак в простор пустыни. Садится солнце, в спину бьет отца. Кружит песок. Прибавил ветер скорость. Холмы, холмы. И нету им конца., И лес растет. Вершины вверх ползут… И путники плывут, как лодки в море. Барханы их внизу во тьму несут. Разжечь костёр им здесь придется вскоре.
Баскетбол — командная игра. Мне повезло играть во время, когда был фантастический баскетбол. Был другой тип игры, мы играли более технично. Я был другого рода атлет для того времени.
Люблю баскетбол. Мой кумир — Майкл Джордан. Восторгаюсь этим спортсменом. Настоящий символ для подражания!
Никогда не ожидай беды и не беспокойся о том, чего, может быть, никогда и не будет.Держись поближе к солнечному свету.
Шуми, левкой и резеда. С моей душой стряслась беда. С душой моей стряслась беда. Шуми, левкой и резеда.
Ничто так естественно не вызывает любви, как бедность, угнетённость, скорбь и злосчастие вообще. Любовь сама по себе есть чувство радостное и светлое, но в большинстве применений в неё громадным элементом входит жале́ние. Оно делает любовь деятельной и внушает ей подвиги высокого самоотвержения, оно напояет человеческую жизнь отравой и в то же время заставляет человека стремиться к этой отраве, жаждать её, видеть в ней заветнейшую цель лучших помыслов души. Даже совсем дряблые и закоченевшие сердца — и те находят в глубинах своих искру, которая не только побуждает их устремляться навстречу злосчастию, но и их самих согревает и растворяет. «Бедные! бедные! бедные!» — вот мысль, которая может переполнить всё существо, переполнить до краёв, не давая места ни другой мысли, ни другому чувству.