Всё это длилось минут двадцать. Я любил её целых двадцать минут. Я стоял тогда в потемневшем и освежённом саду. Был тихий летний вечер, такой тихий, что он казался праздничным, почти торжественным. Такие вечера бывают только у нас, на севере, недалеко от больших и пыльных городов и среди жидкого шелеста берёз. Они не кипарисы, конечно, эти белые, эти грешные берёзы — они не умеют молиться, жизнь их слишком коротка для этого, ночи томительны, и соловьи столько должны сказать им от зари до зари. Берёзы не молятся, но перед ясным закатом они так тихо, так проникновенно шелестят, точно хотят сказать: «Боже, как мы тебя любим… Боже, отец белых ночей…»
Есть люди, жаждущие бессмертия, но не знающие, что будут делать, если в воскресенье пойдёт дождь.
Бог вовсе не должен страдать из-за тупости своего священника.
Любой бог — какой бы смысл ни вкладывали в это слово — это воплощение того, что человек считает выше себя. А если человек ставит выдумку выше самого себя, значит он очень низкого мнения о себе и своей жизни.
Худших везде большинство.
Всё меня пленяло в Наталье Петровне: и её милый взгляд, и мечтательная улыбка, и её пальцы, бледно-розовые, как лепестки мальвы. Она говорила со мной доверчиво и нежно, как с младшим братом, и я был счастлив, счастлив…
Ужас приоткрывает ничто. В ужасе земля уходит из-под ног. Точнее: ужас уводит у нас землю из-под ног, потому что заставляет ускользать сущее в целом. Отсюда и мы сами — вот эти существующие люди — с общим провалом сущего тоже ускользаем сами от себя. Поэтому в принципе жутко делается не «тебе» и «мне», а «человеку». Только наше чистое бытие в потрясении этого провала, когда ему не на что опереться, всё ещё тут.
Я чувствовал, что у меня есть талант, чтобы совершать великие вещи на баскетбольной площадке. Я не мог сделать всего того, что хотел, потому что, если бы не обстоятельства, я бы выигрывал каждую игру.
Самый бедный— это тот, кто не умеет пользоваться тем, чем располагает.
— Лондонский преступник — бездарный тупица. Гляньте-ка в окно, Уотсон. Видите, как вдруг возникают и снова тонут в клубах тумана смутные фигуры? В такой день вор или убийца может невидимкой рыскать по городу, как тигр в джунглях, готовясь к прыжку. И только тогда… И даже тогда его увидит лишь сама жертва.