Жертва — сапоги всмятку.
Всякая живописная плоскость, будучи превращена в выпуклый живописный рельеф, есть искусственная красочная скульптура, а всякий рельеф, превращённый в плоскость, есть живопись.
Меж тем природа-мать, свои пути любя, Тебя, о женщина, людских грехов царица, Тебя, животное бездушное, берёт, Лепя и гения, которым мир гордится…
Жизнь имеет в точности ту ценность, которой мы хотим её наделить.
Жизнь даётся всего один раз, но зато — всем без разбору. Замечательная компенсация.
Вся эта жизнь – пыль, пустота, полнейшее ничто и ничтожество на фоне картины мира. И вся задача человека, высокого человека..., состоит в том, чтобы попытаться создать видимость. Хотя бы ненадолго. Хотя бы на время своей жизни. – Видимость, что это не так.
Живописцу засчитывается только то, что он запечатлел на холсте, а это не имеет ничего общего с мечтами, его область это добротные краски, разведённые добротным льняным маслом и слегка скипидаром.
Мы в ответе за наших меньших братьев, потому что они старше нас.
Жизнь — без начала и конца. Нас всех подстерегает случай. Над нами — сумрак неминучий, Иль ясность Божьего лица.
Я боялся жить – жизнь не прожить. У меня главный экзистенциальный завод жизни был такой, что я расту в интеллектуальной семье, умником, музыкальный, у меня семья музыкантов. И для меня стать простым мужиком с бабами, с семьей, с детьми было проблемой. У меня были даже не конфликты и противоречия с идеологией власти (хотя это, конечно, было), но главным было, наконец, добраться до живой жизни с женой, детьми. Поэтому для меня так дороги были жизненные опыты, что моим главным текстом стал жизненно-философский дневник.
