Помнить, что солдат человек и поэтому для него, как и для всякого человека, ни одна обязанность не должна обходиться без соответственного права.
И вот Володя в кабинете у режиссёра, и на лице у него уже не мировая, а космическая скорбь. Искусство в лице главрежа просит жертву подойти поближе и даже предлагает сесть. Это было так необычно, что космическую скорбь заменило вполне космическое удивление и в душу прокралась тень надежды ― может быть, сегодня на алтаре искусства сожгут не его. Но… увы ― только тень.
Из моих скорбей великих Песни малые сотку я, Вот они на звонких крыльях В сердце к ней летят, ликуя.
Меня лично много потешал наш Павел Борисов рассказами из своих наблюдений богдо-гэгэнского слона летом, на прогулке на Толе. Слон шёл в сопровождении трёх монголов-нянек с пиками сзади и по сторонам огромного животного. По дороге слон иногда останавливался, поднимал с земли замеченное и подносил ко рту или просто бросал. Но, дойдя до реки, слон зашёл в воду и размахивал хоботом с такой силою, что волны хлестали в берега, потом брызгал фонтаном, поливал себя или в сторону, потом смело шёл вглубь, опускался на колени, на брюхо, на спину и в последнем положении болтал ногами, словно брёвнами.
Счастлив, кто смело берёт под свою защиту то, что любит.
Ну, теперь всё сказано! Я могу только прибавить, что, глядя на моего отца, восседающего на колеснице смерти, укутанного в длинный, широкий чёрный плащ, в обшитой чёрными каймами треуголке на голове, глядя на его весёлое, круглое, как солнце, смеющееся лицо, никому и в голову не шли скорбные мысли о смерти и похоронах. Лицо моего отца так и говорило: «Пустяки, всё обойдётся лучше, чем думают!»
Смерть — таинственное лекарство против тщеславия.
Смерть — это поза умершего человека.
Смерть — единственная вещь, которая больше слова, её обозначающего.
В наши дни люди могут пережить всё, кроме смерти и хорошей репутации.