Не смерть страшна — страшно, что всегда она приходит раньше времени.
Смерть – эмигрантка с легким багажом, с рыжим кожаным чемоданчиком, в котором не коса, а клепсидра или песочные часы. Смерть везде чужая, но ее не вышлешь за пределы страны. Ее понимают все: она говорит на языке поступков, что входит в одну языковую группу с раскатами грома и землетрясениями. Смерть не знает сомнений, и это единственное, что отличает ее от людей, потому что в остальном она вполне очеловечилась, или скорее, она хочет думать, что очеловечилась. В то же время человеческое в ней – это всего лишь пустая человеческая оболочка, и внутренняя пустота смерти неотвратимо засасывает все и вся. Прислушайтесь – и вы услышите в ночи шипящий сельтерский звук – это ее голос.
– Скажу я, голову задрав: кто раньше умер – тот и прав.
Смертных вещей двояко рожденье, двояка и гибель: Ибо одно от слиянья Всего и родится и гибнет, — И в разделенье Всего растёт и гибнет другое. Сей беспрерывный размен никак прекратиться не может...
Иные думают: смысл Сотворения в его раскрытии. Я говорю: его смысл — скрывать все, что можно…
Человеку свойственно противостоять разрушению. Сам смысл человеческого существования состоит в этой вечной, яростной борьбе, которую невозможно выиграть — но в которой нельзя и уступить.
Есть только два способа прожить жизнь. Первый — будто чудес не существует. Второй — будто кругом одни чудеса!
Когда собака виляет хвостом и одновременно лает — откуда ты знаешь, какому концу верить?
Собаки не краснеют: нет причин. Люди не от них происходят.
Единственным пределом наших завтрашних свершений станут наши сегодняшние сомнения.