Сын живёт в отцовском доме всегда, а подёнщик только на время. И потому сын будет жить не так, как подёнщик: будет заботиться об отцовском доме, а не думать, как подёнщик, только о том, чтобы получить свою плату. Если человек верит, что жизнь его не кончается со смертью, то он будет жить, как сын в доме отца. Если же жизнь только та, какая есть в этом мире, то он будет жить как подёнщик, стараясь воспользоваться всем, что можно в этой жизни.
Я изучал Библию по принятому в протестантском религиозном воспитании обычаю, как говорится – и вдоль и поперек... Библия не возбуждала моего сомнения ни в чем. Я был защищен от всяких глумлений над Библиею, так как видел их нечестность. Изложенные в ней факты, учения, притчи и символы – все произвело на меня глубокое впечатление. Поэтому несправедливые и извращающие смысл нападки на Библию вызывают у меня отвращение... Все эпохи, в которые господствует вера, – блестящи, возвышенны, плодотворны для современников и потомков. Человек никуда не может уйти от Бога. Он может назвать себя атеистом, но не в состоянии отрицать в себе томление по Богу, который не дает покоя его душе... Время сомнений миновало, ныне сомневается кто-либо в Боге так же мало, как в себе
В мире столько безумия, что извинить бога может лишь то, что он не существует.
Поздно поверят в вечную казнь те, которые не хотели верить в вечную жизнь.
Найдётся ли отец, который захотел бы мучить своего малютку незаслуженными желудочными коликами, незаслуженными муками прорезывания зубов, а затем свинкой, корью, скарлатиной и тысячами других пыток, придуманных для ни в чём не повинного маленького существа? А затем, с юности и до могилы, стал бы терзать его бесчисленными десятитысячекратными карами за любое нарушение закона, как преднамеренное, так и случайное? С тончайшим сарказмом мы облагораживаем бога званием отца — и всё же мы отлично знаем, что, попадись нам в руки отец в его духе, мы немедленно бы его повесили.
Полной свободы нет, но человек приближается к свободе по мере соединения своего с Богом разума и любви
Наши жизни, продиктованы традицией, Суеверием, ложной религией..., Откажись от своего эго, - Будь свободен, будь свободен в душе... Если есть Бог или какое-либо правосудие под небесами, Если существует причина жить или умереть, Если есть ответы на эти вопросы, мы обязаны узнать, Покажи себя — уничтожь наши страхи — сними свою маску…. А пока мы будем продолжать пытаться Идти по этому прекрасному пути..., До конца времён!
Многие, думают, что это гордость мешает верить. Но отчего гордость не мешает учиться? Что может быть смиреннее работы мыслителя, наблюдающего природу? Он исчезает как личность и делается одним страдательным сосудом для обличения, для привлечения к сознанию какого-нибудь закона. Он знает, как он далёк от полного ведения, и говорит это. Сознание о том, чего мы не знаем, своего рода начало премудрости., Перед высокомерным уничижением верующего не только гордость труженика науки ничего не значит, но гордость царей и полководцев теряется и исчезает. Да и как же ему не гордиться — он знает безусловную, несомненную истину о боге и о мире, он знает не только этот, но и тот свет, он смиренен, даже застенчив от избытка богатства, от уверенности., Это странное сочетание неестественной гордости с неестественным смирением принадлежит вообще христианскому воззрению. Оттого-то и папа римский, «царь царей», всегда называет себя рабом рабов., Религиозному воззрению любовь к истине, к делу, потребность обнаруживания себя, потребность борьбы с ложью и неправдой, словом, деятельность бескорыстная, непонятна. Религиозный человек свечки грошовой даром богу не поставит, это ему все векселя на будущую болезнь, на будущий урожай, наконец, на будущую жизнь. Я не смею находить бескорыстной молитву, потому что мне придётся, чтобы спасти её от своекорыстия, признаться, что то, что она просит, не в самом деле или невозможно, — а вы за это рассердитесь на меня.
Мы должны бороться с религией. Это — азбука всего материализма и, следовательно, марксизма. Но марксизм не есть материализм, остановившийся на азбуке. Марксизм идёт дальше. Он говорит: надо уметь бороться с религией, а для этого надо материалистически объяснить источник веры и религии у масс.
Жизнь есть величайшая милость, смерть — величайшая немилость. И, посему, надо прожить большую часть жизни — здесь и сейчас! Нет ни небес в сиянии славном, ни ада, где жарятся грешники. Здесь и сейчас день наших вечных мук! Здесь и сейчас наш день наслаждения! Здесь и сейчас наш шанс! Выбери же этот день, этот час, ибо спасителя нет!