Например, когда Платон выделяет рациональную структуру вещи (то есть ее идею или форму), то это означает, что я могу через это говорить общезначимо и об эмпирических вещах. Должен подходить к ним со стороны идеальных вещей. Или со стороны мира по истине, поскольку у него же нигде не сказано, что идеи существуют как существуют стулья, кровати, деревья. Термин «существование идеи» имеет смысл только в контексте воспроизведенных мною сейчас шагов рассуждения, из которых, я надеюсь, вам ясно ― зачем, для чего, и о чем это. Это только пример, но он постоянно воспроизводится в истории мысли, в истории драматических взаимоотношений между философским языком и языком обыденным, наглядным. Чтобы понимать язык философии, мы должны отучаться от наглядных привычек понимания, которые несет с собой обыденный язык.
«Юрий Ханон: вне контекста» — парадоксальность этой формулировки с первых же строк ставит акцент на такой же парадоксальности обсуждаемого предмета. Разумеется, первым делом возникает принципиальный (почти схоластический) вопрос: а возможно ли вообще (в человеческом мире) существование какого-либо предмета «вне контекста». С одной стороны, вослед за классиками, приходится констатировать старую как мир истину: «нельзя жить в обществе (контексте) и быть свободным от общества (контекста)». ,(не точная цитата из статьи В.И.Ленина «Партийная организация и партийная литература», С другой стороны, само по себе понятие «контекста» — сугубо умозрительное (или спекулятивное), а потому «существование вне контекста» возможно только вне пределов человеческого мозга. Последнее условие в рамках антропоморфного мира носит чисто обструктивный характер, само собой. Короче говоря, вывод однозначен и неутешителен: в мире, где всё взаимосвязано, «вне контекста» не существует — ничто. И тем не менее, заголовок (хотя и отчасти провокационный) в данном случае вполне осмыслен. Всего в двух словах: жёстко поставив свою музыку и, главное, свою собственную жизнь как произведение искусства, за предел существующих кланов (причём, не только музыкальных и мира искусства), этот автор неминуемо вычеркнул себя из акутального событийного контекста своего конкретного места и времени. В свою очередь, существующие кланы (причём, не только музыкальные и мира искусства) ответно поставили не признающего их «протестанта» за черту своего актуального контекста. — Однако,, тем самым, неминуемо деформировался сам контекст современной культурной жизни, в котором появилось радикальное лицо, якобы поставившее себя «вне контекста» (особняком) в среде не принимающих его кланов: такой факт можно было сколь угодно долго игнорировать, но о нём нельзя было «не знать». Таким образом, логический круг замыкнулся, образовав идеальную пару «отрицательной истинности»: экстремальная фигура самим по себе нахождением «вне контекста» образовала со своим чуждым контекстом — некий новый синтетический контекст, включающий в себя «отрицание отрицания».
Нигилистический человек может написать об историческом деятеле, что у него была «суровая жизнь», но по отношению к себе самому у него на это не хватит почтительности. По отношению к себе и в особенности к своим бедствиям он обязательно сохраняет оттенок насмешки. Потому что только эта насмешка обеспечивает ему некоторую свободу. Возможность применения слов определяется для него контекстом. Между тем одно из характернейших свойств словоупотребления старой демократической интеллигенции ― это отсутствие чувства контекста. Во всех случаях независимые и на все случаи годные формулировки свободно переносились из одного ряда в другой. Например, из специального, научного в бытовой, разговорный.
Слово живет в определенной языковой среде, в речевом контексте. Скажем, слово «раствор» может означать как угол, образуемый раздвинутыми концами какого-нибудь инструмента (лезвиями ножниц, ножками циркуля), так и жидкость, получившуюся в результате растворения твердого, жидкого или газообразного вещества в жидком веществе. Но ясно, что если речь идет о «широком растворе», то данное слово употребляется в первом значении, а если о «насыщенном растворе», то во втором. Речевой контекст позволяет разделить эти значения. Но это самый простой случай. Сам речевой контекст погружен в более широкий контекст общения. Если разговаривают два человека, то этот контекст включает их опыт, знания, переживания и т.д. Одни и те же слова, сказанные или услышанные разными людьми, могут приобрести разное значение. Контекст включает также окружение этих людей, ситуацию, в которой протекает их разговор.
Всякая мысль, не отнесенная со мною как долженствующе-единственным, есть только пассивная возможность, она могла бы и не быть, могла бы быть другой, нет принудительности, незаменимости ее бытия в моем сознании, случаен и эмоционально-волевой тон такой не инкарнированной в ответственности мысли, только отнесение в единый и единственный контекст бытия-события через действительное признание моей действительной участности в нем создает из нее мой ответственный поступок.
― Принимаю это к сведению, ― отреагировал я. ― Так уж сложилось, что немецкий вопрос оказывает сильное влияние на европейскую и мировую политику. Поэтому мы должны распорядиться ситуацией исходя из исторических критериев. Есть эмоции, но есть и реальный контекст. Мы готовы сотрудничать так, чтобы не нарушать взаимопонимание, и создать новые хорошие отношения между нашими народами.
Предложение ― это относительно законченная мысль, непосредственно соотнесенная с другими мыслями того же говорящего в целом его высказывания, по окончании предложения говорящий делает паузу, чтобы затем перейти к следующей своей же мысли, продолжающей, дополняющей, обосновывающей первую. Контекст предложения ― это контекст речи того же речевого субъекта (говорящего), с внесловесным контекстом действительности (ситуация, обстановка, предыстория) и с высказываниями других говорящих предложение соотносится не непосредственно и не самолично, ,а, лишь через весь окружающий его контекст, то есть через высказывание в его целом. Если же предложение не окружено контекстом речи того же говорящего, то есть если оно является целым законченным высказыванием (репликой диалога), то оно оказывается непосредственно (и самолично) перед лицом действительности (внесловесного контекста речи) и других чужих высказываний...
Формульность проявляется в том, что модальная нотация фиксирует именно конкретные ритмические формулы-модусы, синтагматичность же проявляется в том, что ритмическое содержание модальной нотации вычитывается не на основе отдельно взятого нотного знака, но на основе комбинации лигатур и конъюнктур, т. е. каждый отдельно взятый знак модальной нотации обретает смысл только в контексте окружающих его знаков.
В действительности для того, чтобы раскрыть значение, надо прежде всего установить его предметную отнесенность, а для того, чтобы установить предметную отнесенность значения, надо установить понятийное содержание соответствующего чувственно данного предмета. Значение каждого слова в своей понятийной определенности соотносительно с определенным контекстом, которому оно по существу принадлежит.
Парадигмы сознания и парадигмы философии можно выделить только в контексте изучения, или, по крайней мере, структурирования основных типов опыта. Основой этого структурирования является опять-таки структура: различие – синтез-идентификация.