И даром думают, что память Не дорожит сама собой, Что ряской времени затянет Любую быль, Любую боль...
Наша память состоит наполовину из личных воспоминаний, наполовину — из памяти общества, в котором мы живем [...] — И эти половинки очень тесно взаимосвязаны. Коллективная память общества и есть его история. Если ее украсть или переписать, заменить на протез, наш рассудок не сможет нормально функционировать.
Наша память — ужасно странная штука. Такой огромный шкаф с ящиками, забитый чем попало. Лишние знания, бесполезная информация, бредовые мысли забивают этот шкаф сверху донизу. А чего‑то действительно важного не раскопать, хоть тресни…
Я слышу и забываю. Я вижу и запоминаю. Я делаю и понимаю.
По мере того, как память обременяется множеством фактов, гений и его творческие способности слабеют и гаснут.
Когда я был помоложе, я помнил все — и то, что было, и то, чего не было. Теперь я старею и скоро стану вспоминать лишь последнее.
У него была хорошая память на плохое и плохая – на хорошее.
Нам нужна дряхлая память и молодые надежды.
Память наша и коварна — когда всего нужней, тогда-то изменяет, — и неразумна является, когда не нужна, в том, что огорчает, удержу не знает, а там, где могла бы порадовать, не старается.
Память странное сито: на нем остается все хорошее о нас и все плохое о других.
