Моэт — вот сочинитель славный! Он пишет прямо набело, И стих его, живой и плавный, Ложится на душу светло. Живет он славой всенародной, Поэт доступный, всем с руки, Он переводится свободно На все живые языки.
— …Ты в этих делах, Миша, разбираешься хуже, чем телок в помоях, а вот я знаю в напитках толк! И каких только настоек и вин мне не припадало пить! Есть такое вино, что не успеешь пробку вынуть, а из бутылки пена идет, как из бешеной собаки, видит бог— не брешу! В Польше, когда прорвали фронт и пошли с Семеном Михайловичем белых-поляков кастрычить, взяли мы с налету одну помещицкую усадьбу… Когда взвод наш прибег на конях в эту усадьбу, там как раз офицеры пировали с хозяином, нас не ждали. Всех их порубили, в саду и на лестнице, а одного взяли в плен… Наелись, напились пенистого вина по ноздри. …Нажмешь пробку, она стрельнет, будто из винтовки, и пена клубом идет, ажник со стороны глядеть страшно! От этого вина я в ту ночь до трех раз с коня падал! Только сяду в седло, и сызнова меня— как ветром сдует. Вот такое вино кажин день пил бы натощак по стакану, по два и жил бы лет до ста, а так разве свой срок доживешь? Разве это, к примеру, напиток? Зараза, а не напиток! От него, от падлы, раньше сроку копыта откинешь…— Прохор кивком головы указал на кувшин с самогоном и… налил себе стакан доверху.
Дар благодарный, дар волшебный Благословенного Аи Кипит, бьёт искрами и пеной! — Так жизнь кипит в младые дни!
Сражение — как шампанское: одинаково ударяет в голову и трусам и героям.
Он вдруг почувствовал, что ужасно пьян, то есть не так, как прежде, а пьян окончательно. Причиною тому была рюмка водки, выпитая вслед за шампанским и оказавшая немедленно действие.
Течёт шампанское рекою, И взор туманится слегка, И всё как будто под рукою, И всё как будто на века.
Радость как шампанское! Она терпеть не может, когда её затыкают пробкой!
С годом двадцать мне прошло! Я пирую, други, с вами, И шампанское в стекло Льется пенными струями. Дай нам, благостный Зевес, Встретить новый век с бокалом! О, тогда с земли без слез, Смерти мирным покрывалом Завернувшись, мы уйдем И, за мрачными брегами Встретясь с милыми тенями, Тень аи себе нальем.
Я каюсь! Я гусар давно, всегда гусар, И с проседью усов — все раб младой привычки. Люблю разгульный шум, умов, речей пожар И громогласные шампанского оттычки.
…Бомарше Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери, Как мысли черные к тебе придут, Откупори шампанского бутылку Иль перечти “Женитьбу Фигаро”».