Все тленны мы, дитя, таков вселенной ход. Мы — словно воробьи, а смерть, как ястреб, ждет. И рано ль, поздно ли — любой цветок увянет, — Своею теркой смерть всех тварей перетрет.
Менее мучительна сама смерть, чем ее ожидание.
Лишь индивид умирает полностью.
Смерть полагает предел человеческой жизни во времени, безумие полагает ей предел в животной стихии.
После своей смерти человек может жить только на своей земле.
Желание смерти другому действительно повсюду, и, чтобы его отыскать, не надо особенно долго копаться в человеческой душе.
Смерть сообщает новую форму любви — а равно и жизни, она превращает любовь в судьбу.
Когда на человеке лежит тень жестокости, и человек смотрит смерти «прямо в глаза», жизнь для него — сплошная благодать. Ничто не может ее разрушить, смерть — условие ее обновления.
Смерть — это жизнь, замкнувшаяся на мне одном и потому заранее проигранная.
Никто не умирает не в свой срок. Своего времени ты не потеряешь: ведь что ты оставляешь после себя, то не твое.