Сумасшедшим не приходится задумываться о завтрашнем дне. Сумасшедших будущее беспокоит меньше всего.
Кто сегодня не может рехнуться? Каждый может.
А есть с чего сойти с ума Или утратить силу веры — Так зверств и подлостей чума Россией властвует без меры.
Для семьи душевнобольного, а также для общества, его болезнь — проблема, для самого больного — решение.
...мне вдруг показалось, что нормальных людей вообще не существует. То есть, может, они и существуют, но определение «нормальность» или «я – не сумасшедший» – это все-таки больше самооценка, краткая и невероятно хвастливая автобиография, но никак не описание работы полностью функциональной системы. Просто взгляд изнутри. Сквозь узкие смотровые щелочки. Которые к тому же заросли волосами. Но некоторым нравится. Они подходят и говорят: «Какие красивые у вас ресницы». То есть во всей этой близорукости и мохнатой в некотором отношении невозможности разглядеть истину присутствует еще и эстетический элемент. Забавно. А нужен специалист. Чтобы послушал, подумал и сделал вывод: «Да, вы не сумасшедший. Вам нечего здесь делать, батенька… Пожалуйста, немедленно отпустите его». Но о себе он ведь, наверное, тоже думает, что он не сумасшедший. И судит меня, опираясь на свое собственное представление о том, как должен вести себя абсолютно не сумасшедший человек. Такой же примерно, как он. А что, если у нас с ним просто одинаковая форма безумия?
Прежде всего, в древности, а у некоторых народов и поныне, многие из тех, кто одержим манией величия, — мы теперь их отправляем без всякого стеснения в психиатрические лечебницы, — внушали народу в качестве прорицателей нечто вроде священного страха и суеверного уважения, ограждавшего их от последствий признанного сумасшествия. И в наше время можно найти (особенно среди невежественных обитателей Африки) людей, окруженных самым почтительным уважением, иногда увлекающих за собой массы, сеющих восстания и ставящих в затруднительное положение армии великих держав. Между тем эти люди в действительности только маньяки, одержимые манией величия или же паралитики первого периода.
Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны — что же это такое, ведь это сумасшествие? Брат обернулся и вопросительно уставился на меня своими близорукими, немного наивными глазами. — Красный смех, — весело сказал я, плескаясь. — И я скажу тебе правду. — Брат доверчиво положил холодную руку на мое плечо, но как будто испугался, что оно голое и мокрое, и быстро отдернул ее. — Я скажу тебе правду: я очень боюсь сойти с ума. Я не могу понять, что это такое происходит. Я не могу понять, и это ужасно. Если бы кто-нибудь мог объяснить мне, но никто не может. Ты был на войне, ты видел — объясни мне. — Убирайся к чёрту! — шутливо ответил я, плескаясь.
Если однополой любви среди мужчин подвержен один процент, то, естественно, таким же должен быть и процент женщин. И если продолжить — один процент поджигателей, один процент алкоголиков, один процент психически отсталых, один процент сексуальных маньяков, один процент страдающих манией величия, один процент закоренелых преступников, один процент импотентов, один процент террористов, один процент параноиков… Хорошо, слушай спокойно. Прибавим боязнь высоты, боязнь скорости, наркоманию, истерию, одержимых мыслью об убийстве, сифилитиков, слабоумных… — тоже по одному проценту — и получим в общем двадцать процентов… И если ты можешь таким же образом перечислить еще восемьдесят аномалий — а нет никаких сомнений, что сделать это можно, — значит, совершенно точно, статистически доказано, что все сто процентов людей ненормальны.
Девица А. никак не могла понять, как мужчины могут так много курить табаку. — Надо быть сумасшедшим, чтоб курить табак, — говорила она, — это сокращает жизнь: страстные курильщики обыкновенно умирают скорее других. — Вот новость! — сказала девица Б.: — Мой отец курит с пятнадцати лет, а ему теперь уже семьдесят два года. — Так что ж! — воскликнула девица А.: — Если б он не курил, ему б верно было теперь восемьдесят!
Порою рад сойти с ума, Чтобы спастись от мысли смелой, Чтоб днём казалась эта тьма И дню не виделось предела.