Труднее всего поджечь ад.
Актёры не уходят на покой. Просто они получают меньшие и меньшие роли.
Кинозвезда — это человек, сидящий на сахарном троне под проливным дождём.
Обильное потребление спиртных напитков парализует половые возможности. В народе мы наблюдаем, что после значительных попоек половая потребность уменьшается и затрудняется. Из пищевых продуктов резкое влияние на повышение половой деятельности оказывает икра, устрицы и сельдерей.
Благородство — качество врожденное, альтруизм же — учёное извращение.
Талая вода сыпалась туманом на землю и превращалась в смутный свет. Великие реки Млечного Пути вливались в ночные пески Карын-Ярыка, простиравшиеся на юг до самого Кара-Бугаза. Вода сонно шепталась в арыке. Васильев, мучаясь от блох, рассказывал мне, что расстояние от нашего Солнца до солнца ближайшей к нам солнечной системы ― звезды Альфа Центавра ― в двести пятьдесят тысяч раз больше, чем расстояние от Земли до Солнца. Я удивлялся и дремал. Изредка я вздрагивал и просыпался. Мне снилось, что звенит не вода в арыке, а свет звезд, несущийся к Земле триллионы лет.
Сидит штабс-капитан у окна хмурый, как филин, кислое молоко хлебает. На столик с полынной глянет, ― так к кадыку и подкатит… Полночь пробило. Слышит он, ― шуршит за зеркалом, сухой бессмертник качается, ― малиновое мурло на свет выползает. ― Здравствуйте, господин! Молочком закусываете? ― Пшёл вон, тухлоглазый.
Каждый коктейль — музыкальное произведение. Бывают коктейли в до мажоре, разве можно представить их без коньяка? Или коктейль в ля-бемоль миноре без ананаса? Разве возможен нежный экспромт в ми-бемоль мажоре без ванили и ликёра «Кордиаль-Медок»? Заманчиво создать симфонию момента, сонату настроения. Вступление — светлое аллегро Кюрасао, основные темы состоят из коньяка и водки, за которыми может следовать секвенция из небольшого количества очень старого портвейна. Затем — анданте кон мото а-ля Манхэттен, мелодичное адажио в стиле молочного, кофейного или яичного коктейля, приглушенное крепким кофе, для любителей, может быть, ещё гротескное скерцино с тминной водкой и мокко, а потом бодрое рондо мятного абсента.
Последним аккордом в этом состязании московских амазонок была жеманная поэзия Веры Инбер, воспевавшей несуществующий абсент, парижские таверны, и каких-то выдуманных грумов, которых звали Джимми, Тэдди и Вилли. На настоящий Парнас её ещё не пускали, и на большую дорогу она вышла позже, дождавшись новой аудитории, новых вождей, и «новых песен на заре».
За своим абсентом, молча, каждой ночью Он досиживал до «утренней звезды», И торчали в беспорядке клочья Перепутанной и неопрятной бороды.