Не может хорошо молиться тот, кто плохо живёт.
Если хочешь, чтобы о чем-то молчали, молчи первый.
Мудрец сам творит свою судьбу.
Мужество — это когда человек не даёт страху смерти руководить своей жизнью.
Сказали мне, что эта дорога Меня приведёт к океану смерти, И я с полпути повернула вспять. С тех пор все тянутся предо мною Кривые, глухие окольные тропы…
Если однополой любви среди мужчин подвержен один процент, то, естественно, таким же должен быть и процент женщин. И если продолжить — один процент поджигателей, один процент алкоголиков, один процент психически отсталых, один процент сексуальных маньяков, один процент страдающих манией величия, один процент закоренелых преступников, один процент импотентов, один процент террористов, один процент параноиков… Хорошо, слушай спокойно. Прибавим боязнь высоты, боязнь скорости, наркоманию, истерию, одержимых мыслью об убийстве, сифилитиков, слабоумных… — тоже по одному проценту — и получим в общем двадцать процентов... И если ты можешь таким же образом перечислить ещё восемьдесят аномалий — а нет никаких сомнений, что сделать это можно, — значит, совершенно точно, статистически доказано, что все сто процентов людей ненормальны.
Назревает и ещё один вопрос: а не перегибает ли палку наш уважаемый автомонограф, считая, что его композиторская продукция достойна, ещё при жизни, столь претенциозного летописного жанра? Заслужил ли он на это право? – Конечно, никто не знает, понадобится ли такой труд истории, но если, вдруг потом выяснится, что понадобился – не окажется ли тогда поздно?... Есть и ещё один аспект, «снимающий» мою манию величия, – Оскар Уальд однажды сказал: Наивысшая, как и наинизшая форма критики – есть вид автобиографии...
А потом позвонил медведь Да как начал, как начал реветь...
Юноша здесь погребён, неведомый счастью и славе, Но при рожденье он был небесною музой присвоен, И меланхолия знаки свои на него положила.
Он стал рассеян и меланхоличен. А меланхолия ― болезнь: она Таится в нервах и боится смеха, И если улыбнется, то такой Натянутой улыбкою, что ей Становится неловко. Юность Не церемонится: я стал его Расспрашивать, стал приставать к нему: «Скажи, скажи, здоров ли? Что с тобою? Иль ты опять влюблён в мечту, в царицу Своих воздушных замков?» И однажды, В вечерний час, и на него нашла Минута откровенности.