Эта песня о… Это злая песня. Жизнь так коротка, и так сложна для людей за столами и людей за масками, которые разрушают чужие жизни, инициируя силы против других людей, живущих на свой доход, свой цвет, свой класс, свои религиозные взгляды, что угодно. Оох.
— О моя тёплая, цветущая родина,— пела канарейка,— я буду петь о твоих тёмно-зелёных деревьях, чьи ветви целуют прозрачные воды тихих заливов, о светлой радости моих братьев и сестёр, о вечнозелёных хранителях влаги в пустыне— кактусах.
...действительно А.Н. страшно кутил во дни молодости и дружбы с Сафоновым, который был в этом деле первоклассный мастер, побивавший рекорды. Когда я уже значительно потом, после смерти А.Н. встретил Сафонова и спрашивал о годах его дружбы с А.Н. и в частности о генезисе Мистерии, Сафонов отвечал: «Ведь Саша же пил тогда много. Ему с пьяну и мистерия сочинилась. Он так пил, что на всю жизнь опьянел»...
Заставьте самого беспристрастного судью разбирать своё собственное дело, и посмотрите, как он начнет толковать законы!
Он до того усердный судья, что, будь его воля, всегда выносил бы обвинительный приговор обеим сторонам.
Фемиде без меча чаши в голову бросают.
Красота вообще редкость, есть целые народы из меньших братий, у которых никакой нет красоты, например, обезьяны с своими ирландскими челюстями, молодыми морщинами и выдавшимися зубами, лягушки с глазами навыкате и ртом до ушей… Да и часто ли встречается красивая лошадь, собака? Одна природа постоянно красива, потому что мы на неё смотрим издали, с благородной дистанции, к тому же она нам посторонняя, и мы с ней не ведём никаких счётов, не имеем никаких личностей, смотрим на неё как чужие и просто не видим тех безобразий, которые нам бросаются в глаза в человеческих лицах и даже в звериных, имеющих с нашими родственное сходство.
Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.
В столовой солнце ― древний пращур... Матвей Степаныч ест, как кит, А я, как допотопный ящур! Еда ― не майский горизонт И не лобзание русалки, Но без еды и сам Бальмонт В неделю станет тоньше палки... Господь дал зубы нам и пасть (Но, к сожаленью, мало пищи), ― За целый тощий месяц всласть Наелись мы по голенище!.. Ведро парного молока! Горшок смоленской жирной каши, Бедро солёного быка И две лоханки простокваши!!! Набив фундамент, адвокат Идёт, икая, на крылечко. Я сзади, выпучив фасад, Как растопыренная печка., Племянник, пасть уставив вдаль, Орёт нам издали: «О-бе-дать!» Опять едим! О, суп с лапшой, Весь в жирных глазках, жёлтый, пылкий... На стул трёхногий сев пашой, Степаныч ест, как молотилка... «Что слышно в городе?» ― «Угу». Напрасно тётушка спросила: Кто примостился к пирогу, Тот лаконичен, как могила..., Хлопочет тётушка опять И начиняет нас, как уток. Вдвоём пудов, пожалуй, с пять Съедим мы здесь в теченье суток! «Матвей, дай гостю бурачков»... Трещат все швы! Жую, как пьяный, ― А сон знай мажет вдоль зрачков Тягучим клейстером нирваны.
Не браните погоду — если бы она не менялась, девять человек из десяти не смогли бы начать ни одного разговора.