Христианство — это пасхальная ночь человечества, стоящего у «врат Царства». — «Моим детям и друзьям»
Для множества людей, праздник — также, прежде всего символ: Рождество — это детская ёлка, Троица — берёзки, цветы, гирлянды, крёстный ход, Иванов день — потешный костёр, расцвет папоротника, шуточное кладоискательство, Вербное воскресенье уже одним названием своим обличает символ, с ним сопряжённый, Успение — праздник дожиночного снопа, а на юге — первой кисти винограда, Преображение слывёт в народе Спасом на яблоках, в отличие от Спаса на воде и Спаса на меду. Христианство, таким образом имеет своих язычников, бессознательно сближающих религии, происшедшие из Евангелия с пантеизмом древних извечных культов, жизнь Христа комментируется для них годовым оборотом жизни природы, Бог всеобъемлющей любви есть не только Солнце Правды, но и зримое солнце, животворящее землю. Это христианское язычество, в огромном большинстве своих проявлений, настолько грациозно, наивно и трогательно, что против него редко поднимаются руки даже у самых суровых ортодоксов церковной догмы. Вере оно никогда нигде не мешало.
Слишком уж много кругом шума, можно подумать, что картины делаются, как биржевые цены, в сутолоке стремления к наживе и что художники нуждаются в чужом уме и идеях соседа, чтобы что-нибудь создать, точно так же как дельцы нуждаются в чужих капиталах, чтобы заработать деньги.
Долго я не мог понять, но, наконец, взглянул на потолок и увидал — клоп лез по потолку, как только он дополз вровень с кроватью, он отцепился от потолка и упал на меня. «Нет, — подумал я, — вас не перехитришь», надел шубу и вышел на двор.
Двое храбрее втрое.
Года не вымерить по единой мерке. Сегодня равноценны храбрость и разум. Борись и в мелочах с баррикадной энергией, в стройку влей перекопский энтузиазм.
Хотя я абсолютно несведущ в точных науках, мне иногда кажется, что я ближе к математикам, чем к моим коллегам-художникам.
Художник, который судит о другом виде искусства, обычно судит по собственному опыту, то есть неверно.
Художнику полезно время от времени справляться со скучной работой.
И что расточается на зрелища и распутство, не лучше ли было отдать на церкви и монастыри, неужели и десятой части того, что расходуется на содержание... нельзя бы уделить на пропитание вдов и сирот, на освобождение заключенного должника, на пропитание голодающей семьи бедняка? Но первого хочет мир, и оно исполняется, а второе нужно для души и потому не исполняется. И все пойдет на яства и наряды для этого животного тела, но ничего – на милостыни для души. О, несправедливость человеческая! О, несчастье души! Твоя душа, о человек, погибает от голода добрых дел, а тебя это не касается?