Дипломат— человек, который так ответит, что забудешь, о чём его спрашивал.
Дипломатический язык— это средство выражения самой резкой мысли в самой учтивой форме для того, чтобы произвести самое резкое впечатление.
Кому, открывавшему священные книги, не известно, где насадил Бог дерево жизни, вокруг которого, когда от вкушения его были отстранены люди, изгнанные из рая собственной неправдой, была поставлена огненная и ужасающая стража (Быт. III, 24)? Кто-нибудь возразит, что дни дерева жизни, о которых упомянул Исайя, суть именно те дни, которые в настоящее время переживает церковь Христова, что деревом жизни пророчески назван сам Христос, потому что Он есть Премудрость Божия, о которой Соломон говорит: «Она — дерево жизни для тех, которые приобретают ее» (Притч. III, 18), и что те первые люди провели в раю отнюдь не годы, но были изгнаны из него так скоро, что не родили там ни одного сына, и потому времени того нельзя разуметь в вышеприведенных словах.
Детство мы тратим впустую, желая стать взрослыми, а когда вырастем, тратим всю жизнь на то, чтоб не состариться.
Даже механизм диктатуры — не перпетуум-мобиле.
Дипломатия— это вопрос выживания в будущем столетии. Политика— вопрос выживания до следующей пятницы.
В то время относительно доносителей, держались такого правила: коли любишь доносить, то люби и доказать свой донос (по пословице «любишь кататься, люби и саночки возить»), а покуда не докажешь — сиди в остроге. Правило это, мудрое и человеколюбивое, налагало на доносчиков известную узду и вполне оправдалось вакханалиями «слова и дела», которые были ещё у всех на памяти. Доносить было и сладко, и жутко. Сладко потому, что донос столь блестящий сразу ставил доносчика в мнении сограждан на недосягаемую высоту, жутко — потому, что тот же донос в случае неудачи мог низвергнуть своего автора на самое дно преисподней.
Кто-то спросил Демонакта, считает ли он, что душа бессмертна. «Бессмертна, — ответил он, — но не более, чем все остальное».
Де Гиш. Пойдемте, де Вальвер! Де Вальвер. Дворянчик с жалким видом, Без лент и без перчаток! Сирано. Да. Но я не уходил с несмытою обидой, С помятой честью - никогда! Пусть я одет не очень элегантно, Однако, думаю, заметно даже вам, Что на моем сукне не проступают пятна, Как проступает грязь по вашим кружевам. Перчаток тоже нет и обменяться не с кем Перчатками, чтобы исчерпать спор. Зато в любом кругу - в несветском или светском - За мной звенела правда громче шпор! Де Вальвер. Мошенник! Негодяй! Подлец! Смешной дурак! Сирано. Как много титулов!.. А я - де Бержерак! (Кланяется.) Смех. Де Вальвер (в ярости). Вы - шут! Сирано (хватаясь за шпагу). Мурашки в шпаге! Де Вальвер (вынимает шпагу, презрительно). Ладно! Hy, становитесь, вы, поэт! Сирано. Да, я поэт. Знакомы вы с балладой Как с формою стиха? Я полагаю - нет? В балладе двадцать восемь строк, Три восьмистишья и четверостишье. Четверостишие зовут посылкой. (В публику.) Тише! Я заодно вам дам поэтики урок: Пока идет дуэль, я зрителям в награду За то, что вы так долго на виду, Сымпровизирую балладу И на посылке в вас, конечно, попаду.
Великие натуры могут таить в себе и великие пороки, и великие доблести.