Катерина замолчала, потупивши очи в сонную воду, а ветер дёргал воду рябью, и весь Днепр серебрился, как волчья шерсть середи ночи., На берегу виднелось кладбище: ветхие кресты толпились в кучку. Ни калина не растет меж ними, ни трава не зеленеет, только месяц греет их с небесной вышины.
А Марина в Тушино бежала И меня живого обнимала, И, собрав неслыханную рать, Подступал я вновь к Москве со славой... А потом лежал в снегу ― безглавый ― В городе Калуге над Окой, Умерщвлён татарами и жмудью...
Гнёт Пустыни над выжженной ширью песков. Кактусы, цепкие, хищные, сочные, Странно-яркие, тяжкие, жаркие, Не по-цветочному прочные, Что-то паучье есть в кактусе злом, Мысль он пугает, хоть манит он взгляд, Этот ликующий цвет, Смотришь — растенье, а может быть — нет, Алою кровью напившийся гад?
В поле кактус иглистый Распускает свой цвет. В дальней тьме – каменистый Аравийский хребет.
Бесспорно, что в сказочные долины Эквадора или горные плато боливийского Антиплана так же, как и величественные склоны чилийских Анд, в заклятые овраги Колорадо и Аризоны или в бескрайние аргентинские пампы жизнь вдыхают именно они, кактусы., Холодное спокойствие мёртвых монгольских пустынь, адский зной Сахары или убийственное однообразие двух третей Австралии в тысячу раз хуже. Они не дышат даже бедностью и печалью, там веет лишь смертью. Кактусы там не растут.
Эти кактусы, такие неуклюжие, такие безобразные днём. Когда меркнут цвета и краски, когда на землю спускается волшебница ночь и наполняет всё кругом видениями, грёзами, снами, кошмарами, фантастическими причудливыми образами, – тогда оживают эти безобразные кактусы. Вы едете между двумя стенами воинов, сошедшихся на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Они сейчас сойдутся, кинутся, столкнутся грудь с грудью. Вот тёмный силуэт одного: он припал на колено и взмахнул пращой, чтобы пустить камнем в противников. Вот другой уж кинулся вперёд и взмахнул своей тяжёлой палицей, которая повисла над вашей головой. И вы едете между рядами этих великанов, поднявших оружие, между рядами этих чёрных рыцарей волшебницы ночи.
Полученные Бербанком результаты превосходят всё, что до сих пор удавалось осуществить в этом направлении, и одинаково важны как в практическом, так и научно-теоретическом отношении.
Того, кто заблудится в чаще опунций, почти наверное ожидает смерть распятого разбойника — колючки гвоздями впиваются в тело, а меркнущий взор не видит вокруг ничего, кроме образов ада.
Тело кактуса – это ствол многолетнего растения. Однако, не таковы стапелии. Они растут дернинками, примерно как обычная в наших краях тимофеевка или пырей. Каждый стволик её подобен одной травинке, дающей начало окружающему её приросту, а затем стареющей и приходящей в упадок. Конечно, срок жизни одного стебля стапелии гораздо больше года. Быть может, три, пять, а иногда даже и долее. Однако, правды это нисколько не меняет. Стапелии – трава, как это ни прозаично звучит. И в этой формуле скрывается ключ к культуре этих прекрасных растений.
И вот сестра священника, чтобы смыть позор, убила свана. Теперь попадья и подстерегает ее, чтобы отомстить за возлюбленного. Сделали мы у попадьи обыск. Нашли карабин. Попадья не защищалась, не просила оставить ей карабин, как всегда делают в подобных случаях. Погладила и поцеловала карабин, как мать ребенка, и, бережно передавая мне, сказала: «Я знаю, мой карабин, что мне не удержать тебя, но клянусь тобой, что я все-таки отомщу».