«Какая польза напоминать о взятках и обдираниях, когда взятое давным-давно проедено, а ободранное вновь заросло лучше прежнего?»
Где-то на пределе красоты Женщина становится тюльпаном Или птицей… Мне казалось странным, Что они реальные. Что ты, ― Извини! ― что ты владеешь речью…
В начале карьеры было слово, которое замолвили где надо.
― Вот никоим образом не пойму, ― обратился к нам Ларсон, он, видимо, продолжал давнишний спор, ― может, товарищи разъяснят мне, как это так выходит, что железо-бетон оказывается хуже берёзок да осинок, а дирижабли хуже калуцкого дерьма?.. Лисей повертел головой в ваточном воротнике. Ноги его не доставали до полу, пухлыми пальцами, прижатыми к животу, он плёл невидимую сеть. ― Что ты, друг, об Калуге знаешь, ― успокоительно сказал Лисей, ― в Калуге, я тебе скажу, знаменитый народ живёт: великолепный, если желаешь знать, народ... ― Водки, ― произнёс с полу Коростелёв. Ларсон снова запрокинул поросячью свою голову и резко захохотал. ― Мы-ста да вы-ста, ― пробормотал латыш, придвигая к себе картон, ― авось да небось...
Слово не вещь, а вечно подвижная, вечно изменчивая среда диалогического общения. Оно никогда не довлеет одному сознанию, одному голосу. Жизнь слова ― в переходе из уст в уста, из одного контекста в другой контекст, от одного социального коллектива к другому, от одного поколения к другому поколению. При этом слово не забывает своего пути и не может до конца освободиться от власти тех конкретных контекстов, в которые оно входило. Каждый член говорящего коллектива преднаходит слово вовсе не как нейтральное слово языка, свободное от чужих устремлений и оценок, не населенное чужими голосами. Нет, слово он получает с чужого голоса и наполненное чужим голосом. В его контекст слово приходит из другого контекста, пронизанное чужими осмыслениями. Его собственная мысль находит слово уже населенным. Поэтому-то ориентация слова среди слов, различное ощущение чужого слова и различные способы реагирования на него являются, может быть, существеннейшими проблемами металингвистического изучения каждого слова, в том числе и художественного. Каждому направлению в каждую эпоху свойственны своё ощущение слова и свой диапазон словесных возможностей.
Крым— чудесный край. Он напоминает французский Лазурный берег, но пейзажи его суровей. Вокруг— высокие скалистые горы, на склонах— сосны, до самого берега, море переменчиво: мирно и лучисто на солнце и ужасно в бурю. Климат мягок, всюду цветы, очень много роз. — «Князь Феликс Юсупов. Мемуары»
Коррупционер как самолёт — пока не сядет, не остановится.
Красота спасёт мир.
Перед последним уроком всем детям дали в первый раз их жизни по белой булке с котлетой и картофелем и рассказали, из чего делаются котлеты ― из коров. Заодно велели всем к завтрашнему дню написать сочинение о корове, кто их видел, а также о своей будущей жизни. Вечером Москва Честнова, наевшись булкой и густой котлетой, писала сочинение за общим столом, когда все подруги её уже спали и слабо горел маленький электрический свет. «Рассказ девочки без отца и матери о своей будущей жизни. ― Нас учат теперь уму, а ум в голове, снаружи ничего нет.
Молчи, прошу, не смей меня будить. О, в этот век преступный и постыдный Не жить, не чувствовать — удел завидный… Отрадно спать, отрадней камнем быть.