Память — сладкоречивейший и самый убедительный из лжецов.
— Я спешу сообщить Вам важную новость: я только что опубликовал моего Горация! — Каким образом? — воскликнул геометр, — Ведь это сделали за две тысячи лет до вас! — Вы не поняли, я только что опубликовал перевод этого античного автора. Вот уже двадцать лет, как я перевожу. — Не может быть, сударь! — удивился геометр. — Чтобы двадцать лет Вы не думали? Чтобы Вы говорили за других, а другие думали за Вас?... — Цит. по: Гарбовский Н. К. Теория перевода. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. — 544 с. — С. 3.
И больница по блату. И муки продлили по блату. И очередь в крематорий по блату. И могила в Переделкино по блату. О, Эта тварь Ка существует теперь в трех лицах… А может быть, их гораздо больше…
Нам песня строить и жить помогает.
Когда я пою, песня проникает в душу каждого из слушателей – думаю, это происходит потому, что песня и в моей душе тоже. Это происходит само собой, я ничего не могу с этим поделать. Если пою печальную песню об утраченной любви, то у меня болит душа. Я сам ощущаю эту утрату.
Скорбь — один из видов праздности.
Это был «Трактир в Клу», где я (в 1891 году) с размаху сел на место второго пианиста при первом пианино. Во всяком случае, теперь мне не приходилось никому аккомпанировать, разве что кроме движущихся челюстей и вилок. Я играл сам себе..., сам по себе или сам с собой. Временами это приносило истинное вдохновение.
Потом мы плюхались в бассейне, потом пили пиво, водку и коньяк, потом играли на пианоле и пели, фотографировались..., но плёнка почему-то оказалась чистой.
Эти су́ки уже пожирают бинты! Объедайтесь, крадите! Победою первой Обесчещены улицы. Пейте, коты, Ваше пиво, пропахшее дымом и спермой! Захлебнитесь абсентом! У мокрых дверей Мертвецы и сокровища брошены рядом. Старичишки, лакеи, рыгайте скорей В честь праматери вашей с обрывистым задом.
Хочешь писать ― сиди пиши. Хочешь печататься ― расшибайся в лепешку, печатайся. А вот если кто хочет именно быть писателем ― то есть выступать перед читателями, не ходить на службу, жить на гонорары, захаживать в редакции на чай и коньяк, ездить по миру, вести беседы в домах творчества, прокуренные ночи рассуждать с коллегами о проблемах литературы, небрежно доставать из кармана писательский билет ― провались он пропадом со своим ущемлённым самолюбием и знаком причастности к литературному процессу.