Начинается сказка от сивки, от бурки, от вещей каурки. На море на океане, на острове на Буяне стоит бык печёный, в заду чеснок толчёный, с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь.
Кушает сено корова, А герцогиня желе, И в половине второго Граф ошалел в шале.
Реалист: Реальность жизни — мой кумир.
В Сталинграде многие тогда болели желтухой. Желтухой и куриной слепотой ― от отсутствия каких-то там витаминов, ― но я что-то не припомню, чтоб Титков когда-нибудь чем-нибудь болел ― здоровенный сибиряк, никакая хвороба его не брала.
— Вот что придумали, — отвечал Белинский, — разве я способен на такие дела? Тут надо уменье: без кредита, типографии и бумаги нельзя приступить к делу, надо вести с разными лицами разговоры и коммерческие переговоры., Кому что на роду написано, то и будет, мне, вероятно, выпала доля весь век остаться батраком в литературе и работать на хозяев, чтобы они разживались да и подсмеивались надо мной — ишь какой вахлак: жарит каштаны, а мы у него из под носу тащим, оставляем ему одну шелуху.
Иногда полиморфное превращение сопровождается очень незначительным изменением кристаллической структуры вещества, и потому без тонких исследований не удается заметить каких-либо существенных изменений в физических свойствах минерала. Таковы, например, превращения так называемого α-кварца в β-кварц и обратно.
― Нравится горка? ― Угу! ― А что еще понравилось? ― Вот, ― мальчик ткнул в штуф, добытый безвестным мастером невесть из какой ямы в Ильменских горах, ― плоский кусок желтого зернистого кварца с мельчайшими блестками слюды, по которому были разбросаны с причудливой прихотливостью короткие блестящие столбики чёрного турмалина, ― и вот, ― мальчик ринулся к другой витрине...
Взъерошенной пеной со всех сторон катились на кладбище волны белого мха, облепленного листьями морошки, хрустящими клубками багульников, окрашенного сеянцем брусники и сизой гонобобелью. Меж низких бугорков и по закраинам кладбища путалась, извивалась мелколистная карликовая берёзка, таловый стланик, зимами у этих зарослей кормилась куропатка. Акимка ставил силки, и попавшие в петлю птицы громко колотились о фанерные с надписями дощечки от ящиков из-под папирос, пряников, вермишели. Летами по кладбищу высыпала сильная морошка, будто рыба какая, заплыв сюда в половодье, вымётывала комочки жёлтой икры, продолговатая, в ноготь величиной, голубика зазря осыпалась на могилы, Ягоды на свежеземье вызревали раньше, чем во всей округе. Акимка крепился, крепился и, не выдержав соблазна, поел однажды могильных ягод, после целый день пугливо вслушивался в себя ― скоро ли помирать начнёт? Что-то даже ныло и остро кололось в серёдке. Но скоро он ввязался в домашнюю работу и про смерть забыл.
А теперь я вдруг стал думать, как я заболею воспалением лёгких — волосы у меня совершенно обледенели — и как я умру... Но тут я представил себе, как меня зарывают на кладбище, кладут на меня камень с моей фамилией и всё такое. Да, стоит только умереть, тебя сразу же упрячут! Одна надежда, что, когда я умру, найдётся умный человек и вышвырнет моё тело в реку, что ли. Куда угодно — только не на это треклятое кладбище. Ещё будут приходить по воскресеньям, класть тебе цветы на живот. Вот ещё чушь собачья! На кой чёрт мертвецу цветы? Кому они нужны?
Книги, сто раз прочитанные другими, всегда полезно прочитать, ибо, хотя объект остаётся одним и тем же, субъект меняется.