Под ольхою, под берёзой, Я помру, роняя слёзы, Под берёзой, под ольхою — В землю сам себя зарою.
Аллеею уродливых берёз Мы шли вблизи сурового забора, Не заводя медлительного спора. Аллеею уродливых берёз Вдоль колеи, где влёкся грузный воз, Боясь чего-то, шли мы слишком скоро. Аллеею уродливых берёз Был скучен путь вдоль тёмного забора.
Зацепил быка верёвкою за рога и повёл в город. Случилось ему идти лесом, а в лесу стояла старая сухая берёза, ветер подует — и берёза заскрипит. «Почто берёза скрипит? — думает дурак. — Уж не торгует ли моего быка? — Ну, — говорит, — коли хочешь покупать — так покупай, я не прочь продать! Бык двадцать рублёв стоит, меньше взять нельзя… Вынимай-ка деньги!» Берёза ничего ему не отвечает, только скрипит, а дураку чудится, что она быка в долг просит. «Изволь, я подожду до завтрего!» Привязал быка к берёзе, распрощался с нею и пошёл домой.
В ветлужских лесах прославилась всеобщим богопочтением берёза, разделённая на 18 больших ветвей, имеющих как бы 84 вершины. Когда буря сломила одну из них и сбросила на засеянное поле — хозяин последнего принял это за гнев незримого охранителя и оставил весь хлеб неубранным в пользу бога. У таких вероисповедников всякое дерево в заповедных рощах, поваленное бурей, считается признаком несчастья для ближайшего окольного люда. Деревья в них с нависшими ягелями, украшающими их наподобие висячих бород, тоже попали, в качестве избранников, в религиозный культ и воспламенили воображение сказочников.
А новый человек вослед за новым древом Идёт. Он урожай обрёл своим посевам И видит, белокур, с улыбчивым лицом, Берёзку белую перед своим крыльцом, И радуется ей, как девушке любимой С её красой невыразимой. Я рад, что нынче тут нашли На берегу Томи серёжки, Я рад, что вижу издали На небе вешнем белые берёзки.
Для множества людей, праздник — также, прежде всего символ: Рождество — это детская ёлка, Троица — берёзки, цветы, гирлянды, крёстный ход, Иванов день — потешный костёр, расцвет папоротника, шуточное кладоискательство, Вербное воскресенье уже одним названием своим обличает символ, с ним сопряжённый...
После зимы это была первая работа в лесу, к тому же не очень трудная, и её любили. От солнца, от леса, от пьянящих запахов, исходивших от ожившей земли, в одинаковое для молодых и немолодых ребячье возбуждение приходила душа, не успокаиваясь долго, до опустошающей усталости., Вместо воды пили берёзовый сок, который тело принимало как снадобье ― бережно и со вниманием, верящим в скорый отклик. Сок собирали ребятишки, они же отыскивали и выкапывали первые саранки, жёлтые луковицы которых таяли во рту, как сахарные, со сведёнными лицами, только чтобы не отстать друг от друга, а не для того вовсе, чтобы утолить какую-то редкую нутряную жажду, сосали пихтовую зелень.
Сеет кустики в долинах. Сеет он по рвам берёзы, О́льхи в почве разрыхленной И черёмуху во влажной, На местах пониже — иву, На святых местах — рябину, На болотистых — ракиту, На песчаных — можжевельник И дубы у рек широких.
На полдороге между его имением и Ипатовкой, над самой кручью широкого оврага, находился небольшой берёзовый «заказ». Молодые деревья росли очень тесно, ничей топор ещё не коснулся до их стройных стволов, негустая, но почти сплошная тень ложилась от мелких листьев на мягкую и тонкую траву, всю испещрённую золотыми головками куриной слепоты, белыми точками лесных колокольчиков и малиновыми крестиками гвозди́ки.
И весел звучный лес, и ветер меж берёз Уж веет ласково, а белые берёзы Роняют тихий дождь своих алмазных слёз И улыбаются сквозь слёзы.